Событие экстраординарное и взволновавшее весь город состоялось 27 апреля 2014 года в Якутске. В рамках XIII Московского Пасхального фестиваля Симфонический оркестр Мариинского театра под управлением художественного руководителя и главного дирижера Валерия Гергиева представил два концерта в Театре оперы и балета. С ними сыграли также два великолепных солиста с мировыми именами — скрипач Иван Почекин и пианист Денис Мацуев.
Оркестр Мариинского театра вместе с Гергиевым уже приезжал в Якутск в 2007 году с концертом, но на этот раз он впервые выступил здесь в рамках Пасхального фестиваля. Программа концертов почти полностью состояла из сочинений русских композиторов, исключение составила только Четвертая симфония Брамса, открывшая вечерний концерт. Несмотря на это, национальных обобщений хочется избежать: сочинения, подобранные для концертов, оттеняли друг друга музыкальным содержанием.
Симфония в трех движениях прозвучала в самом начале программы дневного концерта. Несколько неуклюжая калька с английского закрепилась в русской традиции заглавия симфонии, но "in three movements" попросту означает — в трех частях. В фойе театра после прослушивания Симфонии сразу несколько групп слушателей обсуждали «движение», якобы заявленное в заглавии. Движение, безусловно, свойственно музыке Стравинского в целом, его обуславливает ритм — категория, остававшаяся важнейшей на протяжении всего изменчивого творческого пути композитора. Эта же симфония была написана уже в зрелый период, как раз после окончания Второй мировой войны, в 1945 году. И хотя Стравинский отрицал программность сочинения, он сам же позднее признавался в том, что ассоциативно события в Симфонии могут рифмоваться с военными событиями. Симфония звучала в исполнении оркестра Мариинского театра очень цепко, этот заведенный perpetuum mobile нервного ритма под руководством Валерия Гергиева обрел почти хтонический характер, выпукло проведенные в первой части интонации, отсылающие к «Весне священной», еще усугубили это ощущение. Нельзя не выделить восхитительно звенящее стройное звучание меди в первой части и блестящее и яркое противостояние арфы и рояля в финале.
Совсем иная по содержанию Сюита из балета «Жар-птица». В концерте прозвучал наиболее часто исполняемый вариант — 1919 года. В избранном Гергиевым довольно скором упругом темпе вступление прозвучало очень вкрадчиво и сконцентрированно, оно подготовило искрящееся яркое появление танца Жар-птицы. Все медленные части сюиты обрели задумчивое почти медитативное звучание. После гипнотического «Хоровода царевен» неистовый «Поганый пляс Кащея» с его хромым сбивчивым ритмом прозвучал стихийно и остро, будто напитанный неудержимой энергией земли. Потому и сменившая его «Колыбельная» тоже несла в себе сходную природу — прозрачное звучание оркестра приковывало к себе безжалостно. Из него родился сверкающий финал, разросшийся почти в фейерверк, увенчанный мелодией безудержной русской песни.
Музыка Стравинского обрамляла дневной концерт, в центре же его был исполнен Скрипичный концерт Чайковского. Композитор написал его в зените своего творческого пути, сразу после Четвертой симфонии и «Евгения Онегина» (интонации из которого рассыпаны по партитуре Концерта). Главные темы стремительной первой части расцветают и наполняются, из небольших импульсов превращаются в развернутые виртуозные фигурации, исполняющиеся на широком дыхании в обрамлении светлого мажорного звучания. Технически исполнить партию скрипки невообразимо сложно, но оттого скрипка солиста Ивана Почекина звучала так ловко. В сумасшедшем темпе ему удалось очень точно сакцентировать необходимые моменты, где-то аккуратно прибрать звук, где-то ярко и сочно вызвучить аккордовые последовательности, четко исполнить все штрихи от цепких пиццикато до эфемерных флажолетов. Почти как у первоклассного певца, очень собранно и ровно прозвучала скрипка Почекина во всех регистрах (а размах некоторых построений достигал диапазона до трех октав). В очаровательной канцонетте, задумчивой миниатюрной средней части Концерта, великолепно прозвучали переклички солирующей скрипки с оркестром. Яркий праздничный и несколько ярмарочный финал, написан в излюбленном Чайковским ключе: с отсылками к образам народного веселья. Но в исполнении оркестра Мариинского театра под управлением Гергиева, особенно выразительно прозвучали эпизоды этой уникальной лиричности Чайковского, из которой черпает свое дыхание вся его музыка. Потому в этом исполнении такую цельность и стройность обрела финальная часть Концерта.
На бис оркестр сыграл увертюру к опере «Сила судьбы» Верди. Весь блеск, сверкающие тембры замечательных инструментов оркестранты продемонстрировали свободно и даже несколько бравурно. Но бравада в данном случае предписана этому оркестру по праву рождения, ведь великий итальянец написал эту оперу специально для Мариинского театра.
Наряду с русской музыкой, музыка немецкого романтизма для Валерия Гергиева — родная территория. Вот и вечерний концерт открыла Четвертая симфония Брамса, последняя в творчестве композитора, многие отмечают ее как вершину его симфонизма. Эта сумрачная музыка зрелого композитора содержит в себе много формальных открытий. Первая ее часть зачаровывает мелодией своей протяжной печальной темы, которая развертывается, но все не может достигнуть своего апогея, обрываясь внезапными фанфарами. В исполнении оркестра Мариинского эти грозные фанфары звучат как фатальное предзнаменование, ядро которого было заложено в первой части и прорастало до самого финала. Но тем не менее, в интерпретации Гергиева Симфония прозвучала как фиолсовская притча, в которой нет страха судьбы. Мелодии, от очаровательных народных до сдержанных хоральных, наслаждаются своим широким свободным развитием и затем покорно отступают.
Продолжила концерт Сюита из оперы «Сказка о царе Салтане» Римского-Корсакова. Эта музыка для оркестра Мариинского театра — родная. Потому так органично она звучала, что сюита раскрылась необычайным обилием красок: от ярмарочных восклицаний и народных мелодий до лирических протяжных несколько мистических интонаций песни Царевны-Лебедь, все в роскошной оркестровке первоклассного мастера оркестрового письма Римского-Корсакова. Хотелось бы еще больше послушать обертоны великолепия, не хватило звенящих пауз — довольно сложная глухая акустика зала Театра оперы и балета этому сопротивлялась, но даже несмотря на этот досадный недочет, солнечная светлая музыка сюиты разливалась очень щедро со сцены.
Для закрытия вечерней программы было выбрано одно из главных сочинений Скрябина— «Прометей» («Поэма огня»). В следующем году будет отмечаться столетие со дня смерти композитора, и этим исполнением Московский Пасхальный фестиваль предварил множество концертов, которые будут посвящены творчеству Скрябина. Якутянам несказанно повезло, что мы смогли услышать в таком составе «Прометея». Во-первых, конечно, потому, что его исполнил Симфонический оркестр Мариинского театра под управлением главного дирижера Валерия Гергиева, во-вторых, потому что на рояле солировал харизматичный Денис Мацуев. Ну и наконец потому, что вместе с огромным составом оркестра Мариинского выступил Сводный детский хор Якутии, который великолепно дополнил звучание «Прометея». Эта сложнейшая партитура Скрябина уникальна и при таком огромном составе очень зрелищна для наблюдающих из зала, даже без сопровождения задуманной для нее и впервые прописанной в партитуре партии света. Скрябин отрицал наличие литературной программы в «Прометее», однако очевидно, что эта музыка о метафизическом начале, порожденном великой волей. Эта активная музыка рождения разворачивается пластами, вырастает из концентрированного энергетического сгустка — знаменитого «прометеевского шестизвучия». Оркестр формировал эти пласты, окаймляя их очень точно динамически, совершенно не смазывая их. Напряженно и точно звучали пассажи рояля в исполнении Дениса Мацуева, экстатичность и экспрессия были подчинены строгому контролю. Когда же вступил детский хор — эффект надмирности он обрел свою космическую завершенность. Именно чистые детские голоса, не перекрывающие оркестр, а дополняющие, обогащающие его отдельной краской, кажутся самым верным и точным решением для исполнения «Прометея». Поэтому финальный ясный светлый аккорд, спетый хором, прозвучал как апофеоз победы воли.
Партия фортепиано в «Прометее» сложная и требует серьезного уровня мастерства (на премьере сочинения, будучи превосходным пианистом, ее исполнял сам Скрябин), однако фортепиано здесь выступает скорее не как солирующий инструмент, а как оркестровая краска. Только в номере «на бис» Денису Мацуеву представилась возможность солировать вволю. Вместе с оркестром Мариинского он замечательно исполнил третью часть Первого фортепианного концерта Шостаковича (нельзя не отметить еще потрясающее соло трубы), а затем сольно — вольное переложение для фортепиано «В пещере горного короля» Грига. Последнее прозвучало уже как элемент шоу — басы гремели, рояль трясся под ударами могучих рук, затем в ход пошли кластеры локтями и кулаками. Публика от восторга взревела.
Александра Дёшина